Надежда Александровна, «Буратино» выходит 1 января, хотя оригинальная история совсем не новогодняя. Как считаете, у вас получился фильм-праздник?
Целиком картину я еще не видела, но в сюжете много времен года — есть и зима с елками.
А культовый телефильм «Приключения Буратино» 1975 года вы любите?
Конечно! Я люблю и «Пиноккио», и «Буратино», читала подряд обе сказки!
А придуманный вами образ Буратино для фильма — это чисто Буратино или в нем есть что-то и от Пиноккио?
От Пиноккио там только ослик. (Улыбается)
Фраза из анонса: «Это история непростого пути того, кто отличается от других». Но каждый из нас отличается от других… Вы для себя как-то сформулировали ответ на вопрос: в чем я особенная?
Я особенная тем… что люблю особенных. И я вижу мир таким, каким я хочу его видеть.
То есть вы чувствуете себя свободным человеком?
Абсолютно!
А вы как художник по костюмам людей в обычной жизни встречаете по одежке? Вам важно, как люди себя проявляют в одежде, в стиле?
Обязательно! Вот я сегодня шла по Невскому и встретила потрясающую тетеньку, она была в меховой шапке с помпонами, завернутая в платки — такая городская сумасшедшая. И мне так хотелось к ней подойти и сказать, как она классно выглядит! И поговорить, и узнать, кто она, что она… А если у человека одежда зашкаливает за миллион, то мне не хочется с ним общаться. Потому что мне неинтересно. И потому что я считаю, что вещи не должны столько стоить.
Я недавно спросила у бывшего директора одного модного дома, как футболка может стоить 800 евро, ответ был такой: «Это бренд, это эксклюзив, и возможность обладать такой вещью должна стоить дорого». То есть это давно не вопрос качества, это отдельная философия…
Да, помню, как в Лондоне очередь из молодых людей стояла в магазин, где продавались вещи Гоши Рубчинского — и два парня подрались из-за шарфика, потому что он был последний. На этом строится бизнес — на раскрутке, на навязывании желания обладать конкретной вещью.
Ваш Буратино в фильме начинался с антикварных ботиночек. Расскажите, как один башмачок запустил для вас его образ?
Я пошла в кафе, которое называется «Балабанов» (его открыли дети продюсера Сергея Сельянова), по дороге зашла в подворотню и там спустилась в подвал, где написано кривыми буквами: «Антиквариат». В этом магазине я и купила башмачок. Он был без пары. Оказалось, что им на продажу принесли один, его продали, а потом принесли второй…
То есть где-то есть его «вторая половинка»!
Я взяла этот башмачок и помчалась к режиссеру Игорю Волошину: «Вот это наш принцип, от этого башмачка, полустертого, но такой прекрасной формы, мы и выстроим все». Он какой-то родной, он из детства — у всех были такие башмачки в Советском Союзе и в России, поддерживали щиколотку маленького человечка, чтобы она правильно росла. И от этого башмачка мы в итоге придумали всю визуальную часть картины и все костюмы.
А еще среди костюмов — рубашка из театральной афиши, штаны из сиденья стула и воротник Пьеро из старинного Бретонского воротника! Видно, что вы не фанат новых материалов. Почему?
Потому что это история. Ведь и история Буратино тоже не сегодня родилась. И потом, я очень расстроена последними нашими сказками и своей работой в частности — они все очень яркие, все очень сегодняшние. Этого требуют продюсеры. И, наверное, они правы: дети приучены к телефонам и на «тусклое» кино не пойдут. Но «Буратино» мы попытались сделать по-другому. Надеюсь, покорим зрителя «особенной картинкой», искусной по цвету. Потому что брать такого оператора, как Максим Жуков, и потом просто делать «современную» цветокоррекцию — в чем смысл?
Кстати, про Бондарчука: у злодея Карабаса в его исполнении какие ключевые элементы костюма?
Самое главное для нас знание о Карабасе — это то, что он мечтает о театре. Он мечтает, чтобы его театр был в городе, где он живет. Поэтому у него плащ с принтом из итальянского города, а посередине — купол театра. Он сам превращается в Буратино и носит его одежду, становится его фанатом… Это история о том, как хозяин театра превращается в артиста.
А если бы вы (надеюсь, что так и будет!) после проката картины устраивали выставку костюмов, какой предмет вы назвали бы своим любимым? Кожаный прикид героя Марка Эйдельштейна? Корсет Мальвины с осколками разбитых чашек?
Перчатку Карабаса с прорезью для кольца!
Актер Степан Белозеров сказал о своем герое: «Пьеро — душа этой сказки. Он не спасает мир, но он напоминает, зачем его стоит спасать». Как считаете, от чего в первую очередь нужно спасать мир?
От зла и от жадности. Есть заповеди, и нужно, чтобы их все соблюдали. И надо спасать людей, которые забывают о них. Спасать нужно именно плохих. Хорошие попадут куда надо, они выплывут, а вот плохие — им как?
Не могу не спросить еще об одной вашей работе — драме Алексея Учителя «Шум времени», премьера которой запланирована на следующий год. На съемках эпизода о похоронах Сталина нужно было одеть массовку в количестве полторы тысячи человек. Как вообще возможно с такой задачей справиться?
Я давно работаю в кино — и раньше не было компьютерной графики. Надо тысячу человек одеть — оденем тысячу, надо две тысячи — оденем две тысячи. (Улыбается) Мы всегда справлялись — и даже без дополнительных костюмеров. И никаких обедов не было на площадке. Одеваешь всю ночь, потом целый день работаешь — а бутерброд у тебя за пазухой, вот и все.
А как вы погружались в ту эпоху, чтобы уловить нерв, чтобы начать работать?
Я прочитала столько книг про Шостаковича, разных-разных! Шостакович интересен мне тем, что он… мечется. Он не хороший и не плохой. Он гений, а все гении — непонятно кто, они не могут быть однозначными. Он человек порыва, он существует только в своей музыке, и остальные должны его понимать — понимать, что он гениальный композитор. И вот этим он мне интересен.
А вот где все однозначно — так это в сказках, и в вашем портфолио сказок очень много. А нужны нам сказки в XXI веке?
Вернусь в антикварный магазин, в котором была сегодня: там лежат детские книжки с рисунками Нарбута XIX века. Их читали, их листали, слюнявили, переворачивая странички, — и кончики листочков все подранные. А я не могла уйти, потому что это такой цвет и фактура! Потому что художник потрясающий! И мне хочется, чтобы, например, мой ребенок читал именно такие книжки, я хочу его к таким книжкам приучить, а не к комиксам. Но чтобы он не чувствовал себя белой вороной, пусть смотрит то, что ему интересно, пусть ходит в кино на яркие сказки. Но важно закладывать фундамент, основу в человека. Есть час английского, есть час музыки, а есть час дворового футбола.
Есть у вас любимая детская сказка или сказочный герой?
Чиполлино! А диснеевские мультфильмы мне близки только старые — например, «Пляска скелетов» 1929 года.
В одном из интервью на вопрос «Бывает ли, что сценарий бесит?» вы ответили: «Всегда!». У нас так плохо со сценаристами — или вы немножко придирчивая?
Сценариев, которые не бесили, действительно было мало в моей жизни. Шутки, в которых из-под плинтуса торчит… Чувство юмора из подворотни — вот это меня раздражает.
При этом, окончив в 1984-м Ленинградское училище им. Мухиной, вы сразу же пришли на «Ленфильм». Вы еще во время учебы поняли, что хотите работать в кино?
Я хотела работать в кино с детства. Помню, как прогуливала школу, потому что рядом был кинотеатр «Родина» — и бабушка мне разрешала, даже ходила в кино вместе со мной! А еще бабушка меня одевала, шила мне одежду — я никогда не ходила в покупных вещах. И я так привыкла, что она каждый раз из меня делает хорошую девочку, хотя внутри я была хулиганкой, что еще в детстве почувствовала, как одеждой можно изменить человека. И этим в кино я и занимаюсь.
Ваша цитата из тех времен: «Я все время заглядывала в коридор, где были большие зеркала, и понимала, что вот этот человек не так одет и вот этот человек не так одет». А не было мыслей, что вам нужно идти в стилисты?
Только кино!
Знаю, что вместе с коллегами вы придумали бренд аксессуаров для дома Uggol — что это за стиль, каким вы видите идеальный дом?
Мы еще только-только начинаем разрабатывать коллекцию, покупаем всякие машины, чтобы это осуществить. Плюс ручной труд. Зарубежные бренды ушли — так что все пути открыты. (Улыбается) Но да, нужно иметь свой стиль. Сделать можно что угодно, трудно продать. А мой идеальный дом… ободранный! (Смеется) Это такая ободранность, которая перерастает в красоту. Представьте: вы покупаете квартиру, которой 200 лет, и делаете ремонт! Первый вариант: сдираете всю историю со всех стен, сдираете все слои обоев и не оставляете ни грамма истории. А можно сделать окошко в тот мир, который был здесь, и куски слоев оставить, чтобы они друг через друга проглядывали, да, покрыть антисептиком, но оставить это окно в другой мир, который был до вас. Это уважение — и такой уют я люблю.
А почему ваша мастерская называется «Пчела и шнип»?
Потому что пчела трудится с утра до вечера, а шнип — это угол у лифа платья XVIII века.
Последний вопрос. Вернусь к «Буратино» и сказкам. По сюжету к папе Карло попадает волшебный ключ, который помогает исполнить любое желание — и одинокий мастер «загадывает» сына. Представьте, что вам принесли такой ключик — есть у вас заветное желание?
Этот фильм — про желание папы Карло превратить Буратино в хорошего парня, и чтобы сын любил отца. И у меня желание такое: жить в стране, где все дети любят своих родителей, не отдаляются от них и не складывают на них все свои невозможности, не обвиняют их в неспособности понять. У меня, видимо, было счастливое детство, и я хочу, чтобы оно было у всех.